Мир. Любовь. Сострадание (K. D. C.)

Узкий карниз жег ноги. Носы кедов свешивались над улицей, под ними ходили и топтались люди. Оперевшись спиной на окно, спрятала руки за спиной; крепко сжимала локти. Ветер трепал волосы и полы кофты, свистел в уши. Сделала глубокий вздох и. И из заднего кармана джинс достала сигареты и зажигалку. Davidoff… Тоненькие… Так люблю… Попыталась зажечь сигарету. Ветер плевал на огонек зажигалки. - Давай помогу, - прозвучал голос слева. Я повернулась. От резкого движения сигарета маленьким беленьким тельцем полетела вниз. Рядом со мной стояла девушка. Русые волосы до плеч. Зеленые глаза. Совсем-совсем. Короткое черное пальто. Вельветовые брюки. Она протянула сигарету. Я взяла. Поднесла мне зажигалку. Ветер набросился на огонек и стал бешено его топтать. Но пламя ровно горело, изредка нервно подергиваясь. Дым наполнил легкие. - Зачем ты здесь? – спросил он. Я не смогла сказать правду. Прищурил зеленые глаза: - Многие так делают. Пытаются. Улыбнулся. - Тебе какое дело? – огрызнулась, глотая дым. Она удивленно посмотрела на меня. Усмехнулась. - Надо так. Ты потом поймешь. Я, засмеявшись: - А ты уже все понял? Он внезапно стал серьезным. - Не уже. Только лишь. Уставилась вниз и процедила: - Уходи. Он не шелохнулся. - Уйди! Молчал. Вдруг: - Ты зря думаешь, что на свете все бессмысленно. Я зло посмотрела на него, крепко сжав сигарету в зубах. Она была спокойна. Ее зеленые добрые глаза тепло улыбались. - Пожалуйста, уйди, - тихо, с мольбой. Она будто не слышала. - Солдаты избивают своего товарища. Жестоко, сильно бьют ногами его, лежачего. Тот уже не сопротивляется. Лицо в крови. Лишь еле прикрывает его слабыми руками. Мать получает похоронку. Сын погиб. Но не на войне. Среди своих. Без войны в нас не было бы столько злости. МИР. - Не надо дальше. Я протянула к нему руку, словно защищаясь. - Мать рожает, зная, что умрет при родах. Заранее зная, что не увидит его. Его, этот маленький, теплый клубок, живший в ней девять месяцев. Она так нежно гладила свой живот, когда он пинал ее изнутри ножками. Мать отдает себя за сына, за его право на жизнь. ЛЮБОВЬ. Мои глаза покраснели. Я сжала тлеющую сигарету. Она зло смотрела на меня. Сдвинутые брови дрожали. - Не понимаешь?! Хочешь чего-то ближе?! На Арбате, помнишь? Ты сидела на бордюре и плакала о нем. К тебе подбежала какая-то девушка и начала трясти тебя, громко кричала. Ты плакала о нем – о том, которого не знала, даже не видела, никогда не видела. А у девушки этой умер парень, отец ее двухмесячного сына. Она ненавидела тебя в порыве бешенства. Она отрицала твое право на слезы. Ты должна была понять ее. Ты могла. СОСТРАДАНИЕ. Молчание приперло к стеклу. Он протянул руку вперед: - Закат? Усмешка. Красное солнце наполовину застряло за горизонтом, цепляясь лучами за крыши домов. Он достал трубку из кармана пальто, набил и закурил. - Ладно. Бывай. Я пошел. И шагнул на воздух. Он шел медленно, но быстро удалялся. Вырезанный на фоне солнца, светящийся сам. «Восход», - мелькнуло у меня в голове. Слезы текли ртутью. Я дала себе волю, я захлебнулась слезами, освободив сердце. «Он ведь уходит», - я метнулась вперед. Воздух порвался. Меня дернуло вниз. На спине. С карниза. Зато я знала, что он вернется. Он еще придет. Он приходит к каждому. Ко всем. Не раз. Мир. Любовь. Сострадание. 22.04.02